Военный корреспондент

С 1931 года началось его литературное творчество, а через год в 22-летнем возрасте он стал ответственным секретарем Дагестанской ассоциации пролетарских писателей.

В 1942-1944 гг. Э.Капиев трудился военкором, часто бывал в действующей армии.

Умер Эффенди Капиев 21 января 1944 года в Пятигорском госпитале после неудачной операции, не дожив до 35 лет, но успев оставить после себя значительное литературное наследие.

Сегодня мы публикуем один из его фронтовых рассказов.

Талисман

Нет на войне более почетной, более захватывающей и опасной профессии, чем профессия разведчика. Здесь человек весь на виду, как обнаженное оружие. Безвольным, себялюбивым и мелким людям не везет в разведке. Тут могут жить и побеждать только беззаветные храбрецы с ясной совестью и душой. Поэтому и чиста слава разведчика, и свят его подвиг.

Гаджи Ибрагимов, молодой горец из высокогорного аула, пришел на фронт добровольцем. Крепкий телом и душой, с черными зоркими глазами, он вскоре был определен в разведку и здесь прославился своей отчаянной храбростью. Ныне он гвардии капитан, орденоносец, командир разведроты Н-ского Краснознаменного гвардейского соединения. Секрет его удачи и боевого успеха в двух чертах его характера: в стремительности и дерзкой отваге. А это — всё!

«Тот, кто в бою долго размышляет, не способен на подвиг», – говорят в горах.

Этот завет отцов Ибрагимов сочетает с точным расчетом современного военного опыта. Прямодушный и скромный товарищ в быту, он, получив задание, мгновенно преображается, и, как электрическим током, заряжается от него пылом вся его команда. Ни одного лишнего слова. Каждый действует, как он, и люди горят единой страстью…

Мы беседуем с Ибрагимовым, лежа в саду на плащ-палатке. Над нами высоко кружат дозорные «ястребки» и плывут легкие белые облака. Ибрагимов сейчас отдыхает. Покуривая трубку, он, щурясь, смотрит вдаль, и его обветренное лицо временами становится неподвижным.

— Наши ребята, — говорит он, кивая головой.

Вдали, под деревом, сидят, брея друг друга, очень похожий на китайца казах и широкоплечий усатый украинец.

— К разведке готовятся, — говорит Ибрагимов. — Эх, хорошая вещь разведка! С живым врагом имеешь дело. Душу его держишь в руке, как Азраил. Он бьется, дрожит… Интересно бывает… Или лежишь в двух шагах от их блиндажа — фрицы ходят, ничего не подозревая, курят, едят, а ты слушаешь, все примечаешь и посмеиваешься про себя: «Гуляй, гуляй, ты в моих руках». Хорошо! У нас все ребята, понимаешь ли, так любят разведку, что даже повар просится в тыл врага, уверяя, что он такого перца-соли задаст там немцам, что те навсегда потеряют аппетит. Вот, брат!

— А не бывает так, что вдруг в разведке почувствуешь себя одиноким и страх возьмет в окружении врага?

— Нет, и в ум не приходит! Надо не думать об этом. Главное, земляк, надо никогда не забывать, что ты здесь хозяин, а не он. Тогда враг сам будет дрожать от твоего взгляда. Ничто тебя не возьмет!.. Храбрым можно быть и дураком, но есть храбрость умная — это когда ты, идя в разведку, по дороге заранее обдумаешь и почувствуешь себя частью своей страны, своего народа. Тогда веришь, что пуля тебя не возьмет и что ты бессмертный на своей земле. Понятно? Все тебе удается! Сами руки, сами глаза, само оружие делают так, как надо. А чего бояться? Это же наш, свой дом, здесь каждое дерево наше, каждая птичка своя, знакомая. Однажды, помню, на передовой, тогда шли мы в разведку, вдруг выскочил заяц с немецкой стороны и, как полоумный, бросился бежать в нашу сторону. Так все ребята животы прямо от смеха надорвали: «Заяц вырвался из немецкого плена!» Смех смехом, а это верно, что все тут — и цветы, и даже муравьи свои, родные…

Я слушаю Ибрагимова, говорящего со мной на чистом русском языке, и диву даюсь: откуда он, простой горец из далекого аула, набрался столько знаний и мудрого, высокого чувства патриотизма? Ведь он сравнительно еще молод. Вой­на — великая огненная школа, и в ее кипящем пламени люди растут, как в сказке, не по дням, а по часам. И чувства и восприимчивость людская здесь становятся острыми, прозрачными до предела. Малейшая мысль, малейшая тень в улыбке мгновенно отражаются на душе человека, оставляя глубокий след навсегда, разрастаясь и меняя характер.

Ибрагимов между тем продолжает.

— Однажды, — говорит он, вдруг усаживаясь по-горски, скрестив ноги, — нам поручили преследовать бегущего врага. Интересное дело! В моем подчинении целый отряд автоматчиков. Я сел на головной танк за башню… Двинулись. Преследуем врага. На полном ходу проскочили заграждения и ворвались в село. Танк мой качается. Улица горит. Из каждого дома стреляют. Вокруг меня не звенят, а кипят, понимаешь ли, пули. Сплошной огонь. Один снаряд разорвался сбоку, другой — спереди, третий — над головой. Стою за башней — автомат на груди. Танк то поднимется, то опустится вниз, как лодка. А я командую боем, кричу: «Давай влево, слева — пулеметчик». Раз! Раз! Пулемета нет. Фриц летит вверх ногами. «Держи правее!» Впереди дом, и оттуда сплошной дождь пуль. «Бей термитным!» Дом вспыхнул, мы летим дальше. О, в этот день было работы! С одной на другую улицу, как львы, кидались танки. Я кричу фрицам: «Эгой, где ваша душа? Давай, мерзавец!» И такая радость в груди, словно крылья выросли. Все тебе нипочем!

Мы выбили врага из села, ни одна пуля меня не ранила, ни один осколок меня не задел, хоть я и мчался впереди всех. Только оглох, правда, здорово. Снаряд разорвался прямо за башней, осколки сорвали мою каску, пробили шинель, а меня не посмели задеть. Вот интересно! Почему это бывает так? Ведь я в огне был.

— А, видно, потому, — отвечаю я Ибрагимову, — что тебе ни разу не пришла мысль о смерти. Помнишь нашу мудрую народную притчу о том, как юноша искал талисман, который бы предохранял его в бою? Помнишь, как он по совету людей долго и напрасно бродил в горах в поисках сперва какого-то клыка медведицы, потом – особого кротового коготка и, наконец, отчаявшись найти, пришел к седобородому мудрецу спросить: может, такого талисмана вовсе и нет на свете и его не стоит искать? «Есть, — ответил мудрец, — люди правы. На свете действительно есть такой талисман, творящий чудеса и предохраняющий в бою от смерти. Но люди перепутали. Это не медвежий клык и не кротовый коготь, а львиная храбрость. И горе тому, мой друг, кто, идя в бой, не захватил с собой этого талисмана. Не думай о смерти, будь храбр, и ты останешься невредимым».

Ибрагимов молча, внимательно смотрит на меня.

— Черт возьми, — говорит он, улыбнувшись, — надо эту притчу рассказать бойцам! Правда, мои ребята все с талисманами (он подмигивает) — они же разведчики, а для разведчиков первое оружие — храбрость. Но все же, смотри-ка, оказывается, народ давно, заранее все обдумал, что надо для нашей победы. Это же старая притча, ей сто лет, и народ за сто лет наперед ее приготовил для нас… Видали?.. Эй, Бекеш, вы кончили там приготовления? В разведку, как в театр, готовятся: чистят зубы, моют голову. Ну, ничего, ничего, продолжайте, времени до вечера хватит. Потом за ужином наш гость расскажет вам притчу, а вы ее крепко запомните, — это вам вместо напутствия будет!